ВТОРОЙ УЛЁТ
Ну, что же, вернёмся в мою квартиру в тот далёкий вечер, когда ещё ни «видиков», ни даже ежедневного кино по телеку не было. Совковый инфо-паёк тщательно просеянный через мелкое сито цензуры редко баловал, и только на Новый Год, выпив бокал шампанского, и расстегнув верхнюю пуговку своей казенной рубашки, снисходительно допускал выкрутасы ярко наряженного «угнетенного» негра, которого любила вся страна по имени Африк Симон. Все от «мала» до «велика» были обречены на пожизненное воспитание. Растущий организм требовал корма всё больше, а главное разнообразнее.
Выпуск журнала «Pop Foto» посвященный «Slade», магическим образом залетевший именно ко мне «Слейдщику», был той волшебной азбукой с живыми картинками, что папа Карло купил Буратино. И подобно Буратино, я не кривил душой и «торчал» от того, от чего «торчалось». А потому и получал по полной. Раскрывая внутреннюю вкладку, я тут же попадал в «яркое, гремящее варево».
Под горящими софитами, на фоне гор колонок и барабанов Пауэлла облачённого в полосатый комбинезон на голое тело, а также Хилла с выстриженной челкой и обсыпанным серебряным бисером лбом, широко расставив ноги в своих знаменитых клетчатых штанах на подтяжках, в бакенбардах и «цилиндре» обклеенном круглыми зеркалами, стоял Холдер и пел: «CUM ON FEEL THE NOIZE…» и, вся толпа, включая меня, взмывая на волне, отвечала: WA, WA, WA!!!
Ну, короче тесто росло и распирало дежу. Хотелось «улёта»! А, «улёт» уже поднимался ко мне на пятый этаж вызванный Боней, с которым он предварительно созвонился и который оказался неприметным, похожим на шпиона человеком по кличке «Украина», имени которого, я так никогда и не узнал. Он был знакомым пресловутого Жака, в «Пурвциемскую компашку» которого входил Боня, тоже живший в Пурвциемсе, и в которой благодаря Боне и моему постоянному бренчанию на гитаре, знали и меня. «Украина» был поставщиком травы, вернее «пластилина», потому как в те времена, трава считалась отстоем. Зайдя в квартиру, он сунул Боне небольшой, свёрнутый из газеты кулёк и дал рекомендации к употреблению.
— Если хотите крутого «улёта», то попробуйте это, и он раскрыл кулек, в котором оказалась зелёно-серая россыпь.
— Насыпьте в ложку и поджарьте на растительном масле.
Постояв ещё пару минут и о чём — то переговорив с Боней, он исчез. Вечер резко поменял вектор, и мы принялись следовать рекомендациям. Выдвинув кухонный ящик что — бы достать ложку, мы вдруг врубились, что не спросили про величину и, решив, что чайная, наверное, маловата, достали столовую. Боня приступил к приготовлению. Съев по столовой ложке, как позже выяснилось «переборной», так как «дозняк» подразумевал всё же чайную, мы разлеглись на диванчиках. Боня лёг в конце моего длинного коридора, сразу за кухней, а я в комнате.
Закрыв глаза, я приготовился смотреть «мультики». Начало сеанса немного затягивалось. Bдруг сквозь закрытые веки, чётко осознавая, что не сплю и ощущаю себя лежащим на диване, я увидел собственную комнату, в сероватом вечернем освещении, настолько реально, словно рассматривал её открытыми глазами. Все предметы мебели (шкаф, кресло, журнальный столик и др.) всё стояло на своих местах, но вид комнаты «мягко говоря» изменился. С намокшего потолка, собираясь в крупные серые капли, по стенам медленно скатывалась набухшая штукатурка. Физическое ощущение сырости и затхлый запах делали «видение» подлинным. Это было настолько необычно, что ответа на то, что происходило с наружи, внутри себя я найти не мог. Я просто лежал и продолжал смотреть «закрытыми глазами».
Тем временем сель стала приобретать катастрофический характер. Весь потолок, превратившись в мокрое пятно, размывал стены, которые буквально оседали. Переключить сознание на что-нибудь другое никак не получалось. К моему полнейшему удивлению, видение было устойчивым и абсолютно живым. И тогда я решил открыть глаза, с мыслью вернуть себе привычный мир. Я не сразу понял, что произошло,… Открыв глаза, я вдруг увидел, что «картинка» не изменилась,… Мои веки перестали служить привычным образом. Я закрывал и открывал глаза, но ничего не менялось! Стены продолжали страшной серой массой сползать вниз.
И вот тогда меня захлестнула волна страха и бросила вниз, в зияющую пропасть, переворачивая внутренности. Я хаотично пытался вернуть исчезающий мир, но беспомощность моих глаз, не оставляла возможности. Вокруг был только этот сырой, серый мир. И вдруг, всё резко изменилось. Стены исчезли, и хлынул белый, ослепительный свет. Дорога прямо от меня, широкая и белая, как взлётная полоса уходила за горизонт. Ещё через мгновение передо мной появился эллипс со стрелкой внутри, загнутый конец которой напоминал клюшку. Стрелка вращалась, сначала медленно, а затем всё быстрее… Я лежал с открытыми глазами и чувствовал, как моё сознание раскололось на две половины.
Одну буквально забирало это «новое» безграничное пространство, а другая, собрав весь остаток сил, пыталась удержать меня в привычном мире и постоянно напоминала – всё нормально, ты дома, вот твой диван, всё пройдёт. Я метался между одной и второй, и та «новая» решила вытряхнуть меня окончательно. Вылетев в открытое, белое пространство, я вдруг услышал «Вселенский Голос» громогласно вещавший – « НУ ВО-О-ОТ, ТЫ И СОШЁЛ С УМА-А-А!!!!» Ужас проник в каждую клеточку почти уже не моего тела. Остатками «меня» я пытался вырвать себя из этого оцепенения, постоянно удерживая в сознании мысль, что за стенкой Боня.
Я решил встать и дойти до него. От дивана, на котором я лежал, до кухни было всего несколько шагов. Несколько шагов в привычном мире, а для меня это был переход из одной вселенной в другую! Когда я перешёл рубеж комнаты и оказался в кухне, я почувствовал, как ко мне возвращается чувство реальности и «тот мир» ослабил хватку, словно не мог перейти этой условной границы. Стоя, оперевшись о холодильник, я смотрел на Боню. Боня услышав моё присутствие, открыл глаза и, посмотрев на меня, спросил: Геша, ну как тебе? Я испытывал безграничное, ни с чем несравнимое облегчение. Я возвращался домой!
« … Он улетел, но обещал вернуться, глядя в небесный проём окна, твердила очарованная фрекен Бок».
АЛЬФА
23 июня, в день моего рождения, в назначенный час, я подошёл к проходной завода «Альфа». Большая застеклённая дверь распахнулась и на залитую солнцем площадку вывалила небольшая компашка людей, среди которых был Валентин Мацкобуцкий. Его звучная фамилия, разломившись пополам, естественным образом превратилась в два сладко — игривых выражения – «мацкать» и «буцкать» и быстро охватила достаточно большое в географическом смысле пространство. Позвонив мне на — кануне, он предложил приехать и слегка отпраздновать событие. Прикупив пару бутылок портвейна, мы отправились к заброшенной кирхе, мрачно возвышавшейся над разросшейся вокруг густой растительностью.
Найдя утоптанное место с небольшой брешью в кустах, мы обнаружили граненый стакан, повешенный на упругую ветку, служивший местным бухарикам, необходимым инвентарём. Протерев его изнутри газетой, Валька откупорил портишок и наполнил стакан. В этот момент муха, толи привлечённая убойным запахом, толи из-за любопытства, прямо на вираже, прожужжав, спикировала в густую жидкость. Валентин посмотрев на её трепетное барахтанье, очень серьёзно изрёк: Геша, это все твои ненастья и беды, вот они и, выпив залпом содержимое, улыбаясь, закончил: всё, их больше нет.
Таким образом, отпраздновав мой день рождения и подгоняемые необходимостью вернуться к своим обязанностям, ребята в отличном расположении духа, поведали мне о прелестях работы на «Альфе» и, зная, что я слоняюсь по жизни свободным, предложили, не раздумывая устроиться и присоединиться к лучшей компании города. В следующий понедельник, я принёс свою трудовую, (почти девственную) книжку в отдел кадров. Меня определили как раз, туда куда надо, на новую сторону в недавно отстроенное огромное здание. Поток людей, словно в метро двигался через вертушки проходной и, показав мою новую «корочку», я просочился в неведомый мне пока ещё мир.
Оказавшись по ту сторону проходной, я вдруг почувствовал в душе рябь от набежавшей волны. Моя свобода, оглушенная жужжащей вокруг толпой, в диссонирующем со мной ритме двигавшейся в разных направлениях, молча, глядела на меня через огромные окна проходной, погожим, летним утром маня вернуться. Радостный импульс возвращения вспыхнул во мне и, желая немедленно скинуть надвигающееся бремя, я двинул назад к вертушке, с мыслью никогда больше не пересекать этот рубеж.
В этот момент напряжённый воздух рассёк радостный вопль: Геша! и я увидел весёлую физиономию Валентина: — Пошли, начнём с горячих пирожков. Валька посмотрел на громадное табло электронных часов отсчитывающих время нескольких тысяч жизней в обмен на жалкие тугрики и удовлетворённо сказал: Уже открыто. Его присутствие слегка расслабило меня, и мы отправились в большущий пищеблок, отстроенный по последнему слову тогдашней техники. На первом этаже отдельно стоящего, гигантского куба располагалась столовка, на втором пельменная и отдельно пирожковая.
Время было ещё раннее и, зайдя в безлюдный зал, мы подошли к раздаче, где выложенные на подносы, красовались румяные, только что испеченные пирожки. Налопавшись пирожков, я совсем успокоился и Валька объяснил мне дальнейший порядок действий. На выданной в отделе кадров бумажке, значился цех № 5, куда мы и отправились длинными коридорами. Подведя меня к конторе мастера 5 цеха, Валька объяснил, где его можно будет найти и двинул в направлении огромного пространства залитого светом тысяч неоновых ламп. В то время я с моим дружком Эриксоном репетировал в клубе «Рижских электросетей» и отращивал хайр.
Заводя руку за спину и не запрокидывая назад головы, я мог запросто захватить мои волосы. Вот такой гривастый я зашёл в кабинет мастера цеха. Рижский завод полупроводниковых приборов «Альфа», напоминал нескончаемый хепенинг, кузницу молодых кадров. Поток молодёжи, в основном девчонки, стекались в приморскую, почти западную Ригу из соседних и более далёких республик полные надежд на сказочное устройство их жизней.
Они даже не подозревали, чем в действительности был их новый дом, в стенах которого происходило их чудесное перевоплощение, посредством драгоценной косметики «PUPA», густо увешанных яркими лейблами джинсов «MONTANA», сапог на шпилях и чуть позже, несомненно, являвшегося венцом необходимого набора — кожаного пальто. Всё это надетое и намазанное, распахивало для них двери Рижских кабаков, где они и искали своё счастье.
А в действительности «Альфа» в основном работала на оборонную промышленность. Вход на старую построенную ещё в 59 году сторону, был по спецпропускам и бдительно просматривался отделом КГБ. В секретных цехах, достойнейшие и опытнейшие, занимались различными направлениями для обеспечения высокоточных решений поражающих целей, создавали специальные схемы радиовзрывателей, сложные устройства связи. Короче, «Для обороны СССР во всей Прибалтике не было предприятия важнее «Альфы».
В начале своей славной истории «Альфа» выпускала схемы, содержавшие десятки элементов в одном кристалле, а затем уже сотни и тысячи. Лошадка, выведенная на «Альфе» специально для гонки вооружений, часто загоняла в мыло американскую. И так вплоть до «перестройки» и отделения республики от Советского материка. Теперь на месте славного завода, там, где располагалась его новая сторона, раскинулся огромный супермаркет, знаменуя победу Американских коне заводчиков.
Я всё это к тому, что количество пылинок на квадратный метр «Альфовских» площадей, регламентировалось и отслеживалось специальной лабораторией, строго рекомендовавшей пересекать границы цехов, исключительно облачившись в тапочки, халат и шапочку. Увидев мои патлы, тётя – мастер предложила мне их состричь, на что я очень категорично отреагировал. После не продолжительных дебатов мы нашли компромисс и мне выдали моё облачение.
Переобувшись, надев халат и убрав под шапочку мой хайр, мы наконец, подошли к заветным дверям и я весь в белом пересёк порог моего нового обиталища. Несколько цехов, без перегородок, разделённые длинными, продольными коридорами составляли единое пространство, казавшееся необъятным. Справа за стеклянной стеной находился ещё один цех, где количество пылинок на квадратный метр было ещё более урезанным. Я вступил в залитое белым светом пространство и сделал несколько шагов по коридору в направлении моего цеха.
Около сотни убедительно выделенных косметикой глаз, паря над окулярами микроскопов, моментально заловив присутствие свежей особи мужского рода, внимательно сканировали меня. В своих джинсовых клешах, в выбивавшейся из- под халата кофте цвета американского флага и топорщащейся от густого хаера шапочке, я чувствовал себя временным гостем в этом «Городе женщин» и потому шёл как экскурсант.
Это действительно был рай для мужиков, ибо соотношение женского пола к мужскому, было приблизительно 50 к 1. И к этому нужно прибавить нескончаемое количество этилового спирта, который обеспечивал нужное качество обработки полупроводниковых изделий, а также все праздники, включая еженедельный «День наладчика» проводившийся по пятницам, ну и ежедневное (умеренное), по необходимости употребление, благо завод обеспечивал, как я уже говорил широчайший и достойнейший ассортимент закусок.
Кстати культура потребления спирта тоже была на высоте. Неограниченный в количестве, он естественным образом позволял расслабленным наладчикам, превращать его в изысканные напитки. Каждый цех имел свой, неповторимый рецепт приготовления. Одни настаивали на апельсиновых корочках, другие предпочитали лимонный оттенок, клюква, кедровые орешки и фирменный, с добавлением азота. Учитывая международный статус предприятия, перечень был могуч, и гигантская курилка в пятницу превращалась в павильон алкогольных напитков ВДНХ.
Как правило, всё начиналось прямо с утра, и к обеду все уже чувствовали праздничную атмосферу, а к вечеру во — всю резались в карты и другие «интеллектуальные» игры, напрочь забывая о том, что смена давно закончилась. Было там множество подсобок и складских помещений, где по необходимости можно было переночевать, так что на «Альфе» действительно было комфортно и весело. Очень скоро я перезнакомился с её обитателями и обрёл несколько замечательных приятелей, дружба с некоторыми из них завязалась на долгие годы.
Так буквально в один из первых дней, я зашёл в курилку и обратил внимание на молодого человека, как и все облачённого в белый халат, но почему то сидящего на корточках. Прислонившись спиной к стене у окна, он отстраненно курил, погрузившись в свои мысли. Юное, ещё не до конца сформировавшееся лицо с пухлыми губами и слегка крупноватым носом было тихое и светлое.
На шапочке синей, шариковой ручкой, очень аккуратно было выведено Genesis, точно также как на «Nursery Crime». Увидев и обрадовавшись, я спросил: Торчишь на Дженесис? Лицо улыбнулось, и я протянул руку. Так мы познакомились с Соколиком, Юрой Соколовым, с которым дружим по — сей день. С каждым днём я обнаруживал, новых и старых приятелей и очень скоро мне уже казалось, что действительно вся достойная тусовка собралась здесь. Все были молоды, активны и разговоры преимущественно вели о музыке.
Отдельной компанией мы посещали виниловый рынок, располагавшийся тогда в Межциемском лесу, рядом с конечной остановкой троллейбусов. Ездили в гости на прослушивания и весело проводили время. На фоне, достаточно одноликого, халатно – тапочно — шапочного контингента, заметно выделялись некоторые забавные лица. Одним из таких «выдающихся» персонажей был Серёжа Соснов, устроившийся почти вровень со мной в соседний цех.
Верхняя часть его туловища слегка наклоненная вперёд, казалось несла нижнюю, заставляя его ноги семенить в быстром темпе. Точно также он проговаривал предложения, с нарастанием и придыханием к концу. Специально выбранный халат на полтора размера больше положенного, надёжно скрывал пластмассовую флягу наполненную спиртом с азотной добавкой, для постоянного применения. Он напоминал сказочного Иванушку, простодушного, но с лихими искорками в глазах и необычным креном от общего порядка к космическому хаосу.
Любимый персонаж Серёжи был Стив Хиллэдж, а среда обитания, явно с сильно разряженным воздухом изобиловала «летающими чайниками». Его подруга, обнаруженная им на тех же «космических тропах», связала ему свитер из пёстрых ниток, на котором ровно посередине красовалась надпись его команды “GONG”. Отработав пару недель, я перетащил на «Альфу» Эриксона и мы отправились в местком разузнать про местный клуб.
Огромное, выполненное в современном бетонно-стекольном стиле, здание располагалось на противоположной стороне и выделялось свежестью постройки на фоне старой части завода. Прогнав безупречно срабатывавший монолог относительно распоряжения партии и правительства об обеспечении культурного досуга и занятости молодёжи, а также клятвенно пообещав выступать на всех праздниках, мы получили доступ в огромный зал.
Им заведовал сладкий, а скорее приторный (учитывая его не свежие годы) типчик по имени Ян Янович, брюхастый, крашенный, асоциальный элемент с хитроватой улыбочкой, которого легко можно было встретить на халявных должностях в те времена. Мы приступили к репетициям, и очень скоро подоспела дата очередного праздника, на котором должно было состояться наше первое выступление.
Запах духов от несметного количества женщин заполнивших зал, словно райский фимиам обволакивал и сладко искушал наши юные души и к концу вечера мы уже были знамениты и любимы населением этой удивительной планеты с космическим названием «Альфа». Молодость, безмятежность, безбрежное море девчонок, постоянно звучавшая музыка и общая позитивная заряженность оставили в памяти широкую, светлую полосу. Моё рабочее место находилось в торце цеха. Прямо передо мной простирался коридор, словно аллея цветущих вишен.
Склоненные над окулярами микроскопов, девы в белоснежных халатах, горя ярким цветом косметики и лака ногтей, дышали бесконечной весной. Словно в «поднебесной артели» эти Феи чистым, самым высокопробным золотом припаивали ножки к диодам или триодам, и точность припоя зависела от маленьких электродов, которые я для них затачивал. У меня был небольшой, квадратный стол из железа, гладкую поверхность которого я смазывал графитной смазкой и, вставляя электрод в специальную коробочку размером с коробок, гонял его по поверхности стола, словно маленькую машинку. И мои Феи в этой «Божьей обители» ждали от меня внимания и заботы.
И ещё одно убедительное обстоятельство помогало воспринимать «Альфу» своей. Дело в том, что на военных заводах, довольно часто делали столь необходимые, «кайфовые» вещи, то есть производили аппаратуру для вокально-инструментальных ансамблей. До «Бигов» и «Регентов» было практически не дотянуться, но получить комплект «Гонга» в эпоху тотального самопала было неслыханным счастьем. И в этом смысле «Альфа» была прогрессивней всех своих коллег. На старой стороне собирали не что-нибудь, а «квакушки» и «фузы». «ANTA», «ASTRA», «ANITA», «VITA» в железных корпусах, действительно прикольные по дизайну, они работали довольно странно.
Например «ASTRA» в изящном черном корпусе обеспечивала «тембровое вибрато», так тогда называлась функция – «WAH», то есть «квакушка». У неё отсутствовал режим чистого звука, поэтому при любом переключении педали нажатием вниз (а, кнопочка под крышкой была весьма чувствительной) она постоянно квакала, либо в режиме «WAH», либо «АvtoWAH», при этом схема сильно усиливала выходной сигнал и если, к примеру, что было весьма необходимо, подключался «Фуз», то происходил полный бред, так как он просто захлёбывался.
Во всём, что делали замечательные советские инженеры, просматривалась одна и та же тенденция. Сосредотачивая внимание на главном, они абсолютно игнорировали все те необходимые «мелочи», которые обеспечивали удобство применения и комфорт. Вот так и в этом случае, не смотря на не качественную сборку и недочеты конструкторов, звук был обалденный. Он ничуточки не уступал знаменитым аналогам «VOX» и «KRY BABY». Играть на нём было одно удовольствие. Ход плавный, без скачков, шума и треска, всё чисто и красиво. Короче за 35 рублей в 70е можно было получить замечательный эффект и говоря современным языком совершенно непригодный для нормального пользования девайс. И всё это, несомненно, сближало с «Альфой».
Подоспело лето, а вместе с ним ещё одно счастье, к которому на протяжении года готовилось практически всё молодое население завода. Счастье называлось «Альфовский слёт» и подразумевало проживание в палатках огромного количества обременённых и не обремененных семейными узами, молодых людей, в живописном месте, на берегу озера. Естественно мастера приготовления напитков, к этому событию готовились особенно. Комсомольско — молодёжное крыло, тоже желавшее оторваться, готовило культурные мероприятия, которые подразумевали выступления творческих сил, выделенных всеми цехами.
На импровизированной сцене выступали чтецы, декламаторы, естественно барды, по большей части пели хором какую-нибудь известную песню, разжигали огромный костёр и сидя вокруг него, возносились в обнимку. Эта встряска чувств, несомненно, сплачивала коллектив, и обеспечивала дружный, почти клятвенный порыв преданности любимому заводу. Позже, когда образовался Рок клуб, и я уже не работал на «Альфе», нас пригласили выступить на очередном слёте. Мы приехали в компании с главным, а ныне самым почётным рок-н-роллистом Латвии, да и без преувеличения всего постсоветского пространства, награждённого совсем недавно, практически высшей наградой страны – орденом «Трёх Звёзд», за развитие рок-н-рольного движения в борьбе с советской идеологией, Пита Андерсона.
Мы отыграли и уступили место Питу. Разгоряченные все ждали начала буйных танцев под знаменитые рок-н-роллы. Пит расчехлил гитару и стал выворачивать сумки в поиске ремня. Найти ремень никак не удавалось, и я уже хотел предложить ему свой, но в этот момент к нему подошёл раздетый по пояс счастливый от всего происходящего парень и стал вытаскивать из петель своих штанов офицерский ремень. Радостно протянув его, он почувствовал гнев вспыхнувших от такой вопиющей наглости, глаз Пита. Ажурные, капроновые чулки подаренные комсомолке в «лихие» годы, вызвали бы, наверное, такую же реакцию.
