ЗНАКОМСТВО
А потом у меня дома появился Яхим в компании с Петей Развадовским (нашим будущим клавишником) и сказал: — я слышал ты нормальный гитарист, а мы тут решили сколотить бэнд. Не хочешь присоединиться? Будучи искренним поклонником Фогерти, душа Яхима вибрировала и проявлялась на тех же частотах, вот поэтому на нём была надета рубашка в клетку, а красивое лицо дополняла довольно примечательная пачка волос.
Яхим был активен, а Петька напротив тих, он с любопытством рассматривал моё жильё. Симфониевские, проложенные ватой (для плотности звука) колонки в полный рост, «Бриг», рядом «Маяк», на стенах плакаты из «Pop Foto». Полный набор, не скромно и ярко владевший моими 15 квадратами. Ещё далеко не закончилось время, когда приходилось отстаивать право на это увлечение «чуждым».
Общий фон был слишком иным. Далеко не все предки для «придури» своих деток выделяли кусок пространства их общей жилплощади. Вывешенные над столом для уроков фотки, вырезанные из польских журналов, уже позволяли чувствовать себя в такой квартире адекватно. Сашка Помозов, друг Яхима и Петьки, а также слайд — гитарист кантри-группы «Сельский час», умудрившийся, прикрепив «Вэфовский» звукосниматель к гитаре за 7 рублей добиться почти настоящего «Нэшвильского» звучания, вынужден был постигать гитару, исключительно запершись в ванной. И это было почти повсеместно.
Андрюха Мардер, вечно улыбающийся и беззаветно влюблённый в Америку, буквально жил и дышал её воздухом. Идя по Рижским улицам, он клетками чувствовал температуру Алабамских степей и практически «перемещаясь», постигал в тонкостях местный диалект, чем и поразил консула, когда пришёл на собеседование в Американское посольство. Мой приятель Сашка Вилкс, ставя на вертушку винил своего любимого Элиса Купера, «садился» верхом на звукосниматель и путешествовал по бороздам, совершая знакомое до последнего скачка иглы на царапинах, путешествие.
Торчали искренне, от всей души. Вместе с моим другом Соколиком, большущим поклонником «Genesis» и его замечательными родителями, в уютной квартире «двенадцатиэтажки» на берегу канала Белого озера проживал удивительный пёс, породы королевский пудель, по кличке Гарсон. В мои частые визиты, мы с Соколиком любили, прислонясь спинами к торцу дивана садиться на пол и полностью погружаться в «винил», отправляясь в чудесные странствия.
И вот когда великий сказочник Габриэл уводил нас и распахивались крикетные поля или овечка замирала на гудящем Бродвее, Гарсон тихо заходил в комнату, садился рядом и его морда расплывалась в сладостной неге. Он реально чувствовал, что в этот момент нам очень хорошо и его прядущие уши подтверждали это. Как заповедовала Мать Природа, настоящему рождению предшествуют, «стеснённые» обстоятельства. Короче, 15 квадратных метров моей берлоги недвусмысленно говорили о пристрастиях живущего в ней.
Совершенно случайно повстречав на улице моего давнишнего дружка Эриксона, Яхим, где-то услышавший как я играю, спросил его, не знает ли он меня. Эриксон отреагировал положительно и дал ему номер моего домашнего телефона. Видимо вот так и случаются судьбоносные встречи, ведь до этого момента я понятия не имел, кто такой Яхим, равно как и не знал о существовании Петьки, но стоило им пересечь порог моей квартиры я, почему то понял — история начинается. Мы расселись в комнате, они на диване, я как всегда на журнальном столике. Яхим спросил какая у меня гитара и я с удовольствием и гордостью продемонстрировал мою «Musima Eterna de Luxe». Это как Билл Вайман произвёл впечатление на юного Кита Ричардса тем, что у него был настоящий басовый усилитель в «те» времена. Зачисление в группу было безоговорочным.
— А что вы собираетесь играть? – поинтересовался я.
— Криденсов, ну и типа – ответил Яхим.
Играть Криденсов меня как то не втыкало, и я сказал: — А я тут сочинил пару песенок, хотите послушать? — Давай, прозвучало в ответ. Я взял гитару и запел: (Никифор Парамонович смотрел в окно и щурился, ну вот и долгожданная весенняя пора…) Сочинявшего народу было мало, и поэтому на Яхима моя самодеятельность произвела впечатление.
— Нормально, ха… — произнёс он.
— Так может, будем играть своё? – спросил я.
— Не, ну это круто, конечно. Не, ну давай попробуем – согласились Яхим с Петькой.
Короче мы сговорились, распрощались, и я стал готовиться к первой репетиции. Я чувствовал, что стою на пороге чего — то нового и поэтому «Никифор Парамонович» сразу стал «прошлым», и не катил, хотя ещё вчера я искренне тащился, исполняя её.
Новое знакомство и озвученная заявка играть своё, словно выпихнули меня из себя прежнего и я покрытый розовой тонкой кожицей, стал ловить чувство идентичности нарождавшемуся чувству. Это состояние напоминало то, что в жизни насекомых называется «имаго», гусеница на пороге превращения. Сформированные на тот момент музыкальные пристрастия освобождали от «брожения» и оставалось это выразить в звуках, то — бишь обрести крылья.
Гитара целыми днями в руках и вот вдруг на грифе «запульсировало». Я почувствовал, что поймал то, что искал. Проявившийся риф меня заводил, и я играл и играл его, пока сама собой не появилась вторая часть, а за ней и третья. Оставалось «нарастить» слова. Я уже говорил, что лучшего фона чем «совок» для выражения противоречия трудно было придумать. Отовсюду неслась бесконечная совковая нудятина. Вместе с отчётами о достижениях народного хозяйства она заполняла всё пространство. Поэтому таким контрастным, ярким и отчётливым казалось всё, что было за пределами этого пространства. Всё что не Лещенко и не Кобзон уже практически годилось. Но хотелось, что бы резонировало с душой, и я стал сочинять.
Мы любим слушать песни про «жизнь» и про «любовь»,
В них две души нещадно, друг другу портят кровь.
Вот это должны были безоговорочно принять, подумал я и продолжил:
Под маской сладкой страсти, скользнув из-под полы,
Указом райской власти, затянут кандалы.
Увечье ранит кожу, не заживёт рубец,
И вряд ли, кто поможет предотвратить конец.
Раствор бесцельной жизни, разбавит тебе кровь,
И вот тогда, начнёшь ты петь песни про «любовь».
Песня родилась, и мне было с чем появиться на первой репетиции. Петька работал на заводе «РЭМЗ», где выпускали «вертушки» и имел договорённость с месткомом о, использовании в оговоренные дни и часы актового зала для репетиций. Вот в этом зале всё и началось.
До недавнего времени он играл в группе, которая называлась «Парадокс» и которая прекратила собираться на репетиции из-за ухода на переподготовку в армию, её барабанщика Юрия Городянского по прозвищу «Мамба». Поэтому вначале, функции драмера полностью легли на Яхима. Зал был достаточно большой, а главное, внушительной была сцена. Когда я пришёл, весь состав уже был в сборе. Кроме Яхима и Петьки я увидел большого усатого дядьку, который оказался басистом, а также моим тёзкой и ровесником Генкой Кривченковым.
Кривча, так мы его называли, стоя на сцене широко расставив ноги, своим внушительным видом обеспечивал стабильность и значимость. Мягкость и спокойствие сочетались с его богатырскими габаритами. От сцены наверх вела узкая железная лестница в подсобку, где хранилась аппаратура. «Самопальные», неподъёмные колонки надо было спускать на сцену по крутым ступеням, а вместе с ними и весь остальной, необходимый набор священных вещей.
От переполнявшего существо, чувства сопричастности с музыкой, они не казались тяжёлыми. Эта тяжесть вдохновляла. То же самое нужно было проделать после репетиции, только наоборот, поднять наверх и поэтому нагрузка увеличивалась. Познакомившись, мы сели, и я стал показывать мою только, что рождённую песню. Петька оказался мульти инструменталистом, и кроме того, что он способен был играть на клавишах, он также имел гитару и врубался в ритм. Ему и Кривче я показал риф и мы стали его вкачивать. Потом присоединились барабаны Яхима.
Мы играли, и постепенно нас стала охватывать общая вибрация. Ритм, соответствовавший нашему тогдашнему представлению о том, что такое рок и количеству адреналина в крови, постепенно выравниваясь, обретал устойчивость. Заловив «движуху», я запел. Песня рождалась! А вместе с ней и группа, у которой ещё не было названия, и которое появилось немного позже, изреченное блюзовым гитаристом Валерой Скуратовым — «Поезд ушёл», на что Миша Никитин изрёк: — наконец-то появилась команда с не тривиальным набором, (прилагательное + существительное).
Молодые, полные энергии и искренне верящие в великую идею музыки мы, с неподдельным удовольствием извлекая звуки, наблюдали, как самым удивительным и загадочным образом проявляется наш мир и формируется наше звучание. На этой вдохновенной волне, я написал «Пусть». Мне так хотелось, что бы ребятам было в кайф, и что бы наши молодые амбиции удовлетворенно пылая, превращали нас в бэнд. Скоро вокруг нас стал образовываться круг вовлеченных в процесс и увлеченных одной идеей людей.
Благодаря тому, что Петька работал на заводе, где выпускали «вертушки», у нас не было проблем с проводами для гитар и микрофонов. Вместе со своим коллегой и другом Аликом, разделявшим его интересы и проникнувшимся тем, что мы делаем, они разработали и собственноручно спаяли микшерский пульт, который постоянно совершенствуя, довели до вполне сносного в плане частотных характеристик звучания. Несколько позже появился гениальный электронщик Витя Мицкевич, истинный волшебник.
Перепаивая платы, он обычный моно «Маяк» превращал практически в стерео «Akai». Он во многом помог нам в достижении правильного звука и внёс неоценимый вклад в процесс звукозаписи. Позже он крутил ручки на Рок клубовских сейшенах, выжимая максимум из того минимума, что стояло на сцене. Также внезапно на очередной репетиции появился кругленький, румяный и позитивно заряженный человек по имени Юра Иванов, которого отрекомендовали поэтом и который специально для нас написал три текста «120 рублей», «Рок» и «Синтезатор».
Мы благодарно приняли дары и тут же начали превращать их в песни. С «Синтезатором» мне было всё ясно, я сразу почувствовал, что это должно мощно и лихо нестись в духе «стадионного» рока. В «120 рублей» мы решили придерживаться традиций и взяли за основу тяжёлую блюзовую базу. Всё, что касается традиции, подлинным камертоном, точно чувствующим тон, несомненно, был Яхим, беззаветно влюблённый в чистый Рок-н-ролл.
Так начал появляться репертуар и вскоре из армии вернулся Мамба. Импульсивный, вспыхивающий в одно мгновение, черноволосый красавец, лицом напоминавший Гойко Митича. Он завалил на репетицию, принеся с собой самопальную тарелку. Даже тогда это сразу понять было трудно, а сейчас и подавно. Ладно, самопальная гитара или даже барабаны, но тарелка!!!
С его приходом часть нагрузки лежащей до этого на Яхиме, перешла к нему. Постепенно он вошёл в полные права, и самым достойным образом выполнял функции драмера. Как барабанщик, он сочетал в своей игре наилучший микс, который можно было себе представить – мощь и пульс Бонзо и Пэйса. Таким образом освобожденный от обязанностей драмера Яхим запел и арсенал звучания бэнда обогатился губной гармошкой, бубнами, ков-белами, а внешний вид, очень органичным фронтменом, своей подлинно рокенрольной сухостью и яркостью напоминавший Джаггера.
У меня как раз родилась песня с убойным тягучим рифом и полем для долгого полёта, которая превратилась в «квартиру №37», которую я принёс для Яхима. Мы разделили песни и стали подпевать друг другу. Репертуар вместе с уверенностью рос и креп, приближая нас к главному событию в нашей жизни, нашему первому концерту, который должен был состояться, на открытии только что провозглашенного и официально утвержденного Рок клуба, бессменным президентом которого и был выбран Яхим.
По договоренности с властями города, площадкой для проведения столь значимого события стало незабвенное «Аллегро». Весь музыкальный и около музыкальный «пипл» был в курсе и ждал, до конца не веря в происходящие метаморфозы. Получить свой «независимый» остров в Андроповские времена, когда при входе в кинотеатр в дневное время «сотрудники» интересовались, почему товарищ не на работе, было, мягко говоря, неправдоподобно. По большей части доминировала игра в «безнадёгу» и «кухонный» протест определял тогдашнее существование. А тут Рок-клуб!
К первому концерту мы готовились со всем запалом, на который были способны. Желание соответствовать понятию Рок, подвело нас к мысли о том, что бы подчёркнуто внести контраст в «ваше» и «наше». Мы переписали на магнитофон советские песни и сделали нарезки из них, которые ставили в паузах между песнями.
В плане одежды, выбор был более чем скуден и поэтому мы подошли к делу радикально. Я облачился в коротенькую пижаму с жёлтыми утятами, ну и все остальные соответственно. Под трое — кратное, с диким нарастанием и несущим ревером – Ааа, Ааа, Ааа… ПЧХИиииии записанное на магнитофон и являвшее собой наш чих в «известном» направлении, мы появились, таща за руки и за ноги Яхима. Положив его на сцену, мы взяли в руки инструменты, а он, вскочив, истошно заорал: Выступает вокально-инструментальный ансамбль «Поезд ушё-о-о-л», и я бахнул первые аккорды «Пусть».
Это был первый рок клубовский концерт, и это было поистине невероятное событие. И до этого были клубы и подпольные концерты и потрясающие музыканты, и удивительные персонажи, при жизни становившиеся легендами, но ещё совсем недавно никто не мог предположить, что в стране «глушилок» и напрочь исключающей «подобное» идеологии, Рок станет официальным термином. Истощалась прочность изоляционного материала, а новое напыление не обладало необходимой силой, для того что бы надёжно изолировать мозги от «тлетворного» влияния запада.
И тогда идеологи решили, «чуждое» сделать нашим и быстренько подобрать расчёску. Быстренько, не получилось, и у нас появился «волшебный зазор», вторая оттепель. Конечно по сравнению с первой, ей не предшествовала столь суровая зима. По сути дела это и был наш «Вудсток» и разрыв во времени был абсолютно понятен. Те же лица, та же эйфория, то же стремительное движение и разнообразие. Пока органы экстренно придумывали способ, как пустить хлынувший поток в нужное русло, мы наслаждались Свободой. Позже появился целый набор расчёсок и те же аппаратчики, преобразившись в цирюльников стали предлагать модные фасоны стрижек.
Когда Яхим в нашей песне «Рок» пел строчки:
Ну что же, откопали труп и наплодив кругом рок групп,
Ждём, что настанет час, когда сыграет запад нас.
— он имел в виду и яростно выделял именно это. Теперь практически все стремятся подставить свои головы под их ножницы, не видя, кто, скрывается под модным пиджаком от «Armani» и очками от «Dolce & Gabana».
Вспыхнувшие словно костры, первые Рок-клубы – Питерский, Рижский, Свердловский курируемые для контроля и учёта «отщепенцев» комсомольцами, демонстрировали неутешительную статистику. На огонь слеталось всё больше и больше потенциальных «строителей коммунизма» менявших робу и «марш энтузиастов» на джинсы и «мы ждём перемен». Рекомендации и прослушивающие комиссии, только распаляли ещё больше.
Уже на втором концерте, всё в том же пока ещё «Аллегро», комсомольские работники, увидев в чём, мы собираемся выйти на сцену и, помня нашу первую «выходку», категорически запретили сей маскарад. Условие, выдвинутое ими было бескомпромиссным: — либо, как люди.., либо никакого концерта. Мы выбрали концерт. Они ушли, а мы вывернули всю одежду наизнанку, и вышли на сцену, получив дополнительную порцию адреналина. Помню кайфовое состояние, которое я испытывал в тот вечер. Игралось удивительно легко, позиция «несогласных» буквально выталкивала наружу придавая форсу, обнажая что — то новое, что проявлялось в голосе, во взгляде, в позах.
Пусть гремит в горах обвал,
Пусть на море сотый вал,
Пусть дожди зальют весь мир,
Пусть весь мир затрут до дыр,
Душегуб и злой вампир,
Всё затрут, устроят пир.
Плотно легла, чёрная мгла…
С этой песни мы начали наш концерт, и слова в этот раз звучали убедительно и осмысленно. Это было наше отношение к окружающему нас миру, и мы чувствовали, как приближается рассвет и слабеют силы душегуба и вампира. Несмотря на тотальное совковое присутствие, рушился Валеркин «карточный домик», обнажая пространство, такое новое, такое зовущее. Уже разгорался костёр и вокруг него новые, кайфовые лица. Ещё не знакомый Миша Никитин наблюдая из зала, удовлетворенно решал, открыть дверь «чердака». Всё фабрично – клубно — заводское музыцирование закончилось и, осталось в прошлом, а с этого момента начиналась новая жизнь. Жизнь Рокера.
Пусть нет дела нам до гор,
Пусть у нас потухший взор,
Пусть мы говорим «не так»…
Но у нас есть «Свой» маяк,
Это была позиция. «Свой», уже никак не сочеталось с общим. И нас взяли под пристальное внимание, внеся в список запрещённых групп под номером 16. На этом наши выступления в «Аллегро» закончились навсегда, благо очень скоро появился «Дзинтарпилс». Гриша Левин, известный меломан, большой пропагандист и организатор джазовых концертов в городе, а также профессиональный фотограф присутствовал в тот вечер и чуть позже подарил мне мой портрет. На нём запечатлено именно то состояние, которое я в себе искал — адекватное тому, что я понимал под понятием «Рок». Я поймал «эту» внутреннюю настройку и чувствовал как она, наконец- то заполняет мои клетки.
В юности, с того момента как меня притянуло электромагнитное поле Рок планеты, и у меня появилась гитара, мне всё настойчивее хотелось чувствовать себя её обитателем. Не имея пока ещё возможности быть убедительным снаружи, внутри меня родился персонаж, круто одетый, круто поющий и дико круто играющий на гитаре. У него было собственное имя, и он был не похож на меня, но все мои пока ещё не достижимые мечты были воплощены в нём. Это была игра, и она мне нравилась. По крайней мере, внутри себя я чувствовал удовлетворение. Я шёл по улице, а он играл дикие переливы, и фантазия уносила меня очень далеко. Жизнь рок звезды заполняла моё внутреннее пространство, вытесняя реальность.
Звуки, лица, движение города, всё постепенно растворялось и исчезало. А потом я буквально пробуждался и возвращался, и иногда, если в этот момент я ехал в переполненном автобусе, мне реально казалось, что люди окружающие меня слышаn громкое «варево» несущееся из моей головы. И вот мы на сцене «Аллегро» и это наш бэнд, и мы поём наши песни… Вывернутая на изнанку рубашка, на шее бабочка, а в руках «Musima Eterna de Luxe».
До вчерашнего дня почти предел, а сегодня настойчиво хотелось преображения. И я взял всю свою виниловую коллекцию «Цеппелинов», от «Первого» до «Коды» и отнёс гитарному мастеру Жоре Городницкому. Он как раз собирался сотворить, что-нибудь особенное и сказал: Геша, я сделаю для тебя вот это и, показал цветную вкладку из «Guitar Player», на которой красовался амбициозный «Jbanez Paul Stanley». Я сразу прикинул, как это будет выглядеть, и мы решили явить эту круть миру.
