ЦЫГАНЕ
Тот замечательный и такой прикольный Нежат Аблемитов, похожий на муравья, как то, позвонив мне, сказал:
Геша есть «лаба», хочешь заработать денег? Я был крайне удивлён такому предложению. С подобным ко мне не обращались и, так как на проводе был Нежат и, у меня не было денег, я отреагировал.
А где и с кем? – спросил я.
Лёвка Голуб, уехал куда — то в Сибирь, за проволокой и у Либермана нет гитариста – пояснил Нежат.
В ту пору, кто такой Либерман я не имел никакого понятия, поэтому предположил, что это будет обыкновенная лабня с 19.00 до 23.00, и так как я отчасти был знаком с соответствующим репертуаром, хотя далеко не в той необходимой мере что — бы чувствовать себя рыбой в воде, на всякий случай спросил сгожусь ли?
— Геша, всё будет в порядке – заверил Нежат.
— Так, всё же где играем? – спросил я.
— Я за тобой заеду, готовься…
Я зачехлил гитару, взял мой «Биг маф» и стал дожидаться Нежата. Вскоре он подъехал, и мы отправились в сторону Кенгарагса. В те времена только крутые свадьбы игрались в центре, поэтому у меня не вызвало удивления то, что мы едем практически на окраину. Такси остановилось около типовой коробки районного клуба из белого кирпича. Рядом с дверью, на застеклённой доске было написано «Клуб Факел. Горисполком московского р-на г. Рига».
Войдя в здание и открыв двери в зал, я увидел огромное помещение заставленное столами, и в конце внушительная сцена, довольно высоко поднятая над уровнем зала. Лёгкая волна возбуждения прокатилась по мне. На сцене уже стоял аппарат и человек с крупной головой, любопытными маленькими глазами и крупным носом тянул провода к микрофонам.
Нежат меня представил: Геша… Человек улыбаясь, протянул руку и назвался Сашей. Ну что взлабнём…? — глядя на мой джинсовый «прикид» и, как тогда говорили «неформальный» вид изрёк он. Что взлабнём? — подумал я и, кивнув, улыбнулся. Саша Комаров оказался оператором и известным мастером по ремонту и изготовлению транзисторных, как он считал надёжных (в плане частой транспортировки) усилителей.
Я стоял спиной к залу, подключая гитару к усилителю, как вдруг за спиной раздалась странная, довольно резкая речь. Акценты и слова были не понятные, но интонации знакомые. Обернувшись, я увидел двух цыганок в длинных тёмных юбках и «классического» Бодулая в тёмной рубахе и прошитых кожей галифе, как у Фрунзика в «Кавказской пленнице». Вопрос застыл в моих глазах, а Нежат с Комаром улыбнулись. Вскоре появились все участники ансамбля, и я почувствовал себя «сыном полка». Средний возраст каждого из них был в районе 35и лет, тогда как мне только исполнилось 24.
Мы познакомились, и я получил первые инструкции. Короче, всё, что не знаешь, играешь на подхвате, тональности и частично «гармошку» будет сообщать Сёмка. А в начале, когда начнёт валить народ, будем играть «Марш Славянки». Я недоумевал, и мне объяснили что — ТА ТА ТАМ, ТА ТА ТАМ, ТА ТА ТАМ, ТАМ ТАМ идеально ложится на цыганский ритм. Быстренько въехав в гармонию «Славянки», я посмотрел на часы и офигел ещё больше. На часах уже заканчивался девятый час, а то, что тут затевалось ещё и не начиналось.
Но вот начали подходить первые гости и наш дружный оркестр, каждого из них торжественно встречал маршем. Почти у всех в руках был пакет или авоська с водкой, которая складывалась в кучу тут же у входа. Слыша марш в его честь, каждый вновь прибывший мужчина, хлопая в ладоши и пританцовывая, подходил к сцене и, вытаскивая кошелёк на ходу, клал то 3, то 5 рублей.
Тем временем толпа народу увеличивалась и увеличивалась, и вскоре зал наполнился шумным табором. Гора водки высилась пирамидой, куча денег на сцене и всё что происходило, удивляло всё больше. Наконец когда все собрались, и мы присели за стол уставленный водкой и крупно нарезанной закуской в невероятном изобилии учитывая то времечко, мне объяснили наконец, куда я попал, сказав:
— в любом случае сожалений не будет потому, что сие запомнится на всю жизнь. Мероприятие, на котором ты имеешь честь находиться, называется Цыганские поминки.
Вот поэтому, не взирая, на стоявший гул, было пока ещё достаточно тихо, и все приношения были исключительно в виде водки. Скоро ближе к сцене поднесли длинный стол и стулья. Стрелки часов показывали почти двенадцать. Несколько женщин село вокруг стола и на сцену поднялся мужчина, в семье которого произошло несчастье. Он начал говорить, а женщины причитать.
По мере нарастания речи, причитания стали превращаться в завывания и одну, что сидела с торца начал охватывать транс. Её всхлипы, крики вместе со стонами плакальщиц, превратились в единый громкий вой. Речи уже было не слышно, и вдруг у неё закатились глаза и, она грохнулась со стула, вызвав ещё большую волну плача. Я офигел,… но Илюшка, певец успокоил меня, сказав, что — бы я не удивлялся, что это спектакль, традиция такая. Постепенно плач пошёл на спад и мужчина продолжил. Завершая свою речь словами о том, что (покойник) славно и весело жил, он провозгласил: как он жил, так мы его и проводим, и призвал всех к началу веселья.
На этом траур закончился и мы «поехали». Я на ходу ловил гармонии, благо были они не сложными. На вопрос могу ли я, чего-нибудь изобразить, спел Розенбаумановскую «Заходите к нам на огонёк», а потом «Извозчика» и тут же полюбился цыганам. Мне очень хотелось перед старшей братией, «не ударить лицом в грязь» и потому я старался. Забыв, где я нахожусь, а с другой стороны, попросту по-другому не умея, я выписывал соляги, и видел, как дядьки улыбаются.
Ребята мне понравились, и к утру я уже совсем освоился. Играли они слажено и легко. Песен за «бабки», которых они не знали, просто не существовало. Главное было знать мелодию, а текст… — достаточно было вспомнить хотя бы одну ключевую строчку, и всё остальное тут же сочинялось. Всё закончилось, где то к семи утра. Ещё немного посидев за столом, выпив за мой первый «чавэльский» день, мы распрощались до завтра.
Зачехлив гитару, абсолютно обалдевший от такого экспириенса, я с Нежатом отчалил. Подъезжая к моему дому, он сказал, что в 10.30 заедет за мной. Я подумал: нормально, высплюсь, а он посмотрел на меня и сказал: в 10.30 дня. Как дня? – не понял я. Короче спать оставалось пару часов, а голова гудела так, словно по колоколу ударили дубиной. Только я впал в сон, как раздался телефонный звонок и, Нежат сообщил, что будет через полчаса.
По дороге выяснилось, что будет ещё третий день. Перспектива слегка пугала, но отступать было некуда, да и досмотреть это редкое зрелище хотелось до конца. Вторые сутки самые утомительные, зная, что впереди ещё одни, они кажутся бесконечными. Ребята встретили радостно, откуда-то прилило бодрости и понеслось. Граненые стаканчики для водки, граненые стаканы для запивки. Цыгане пьют хитро, дабы не отключиться раньше времени, они отпивают небольшой глоток, при этом каждый раз наливая до краев и произнося тост, словно до дна.
Первых, готовых относят в комнаты или на матрасы. Те, кто покрепче продолжают возлияния. Потом и они начинают клевать, уносят и их. Самые крепкие продолжают веселье. Наконец залив необходимое количество, ломаются и они, а к этому моменту уже просыпаются и выползают первые, требуя продолжения банкета. И почти всё это время, исключая небольшие перерывы, дабы гости не скучали, идёт «лабня».
Это было круто, столько я в своей жизни не работал никогда. К полуночи я услышал какое-то активное копошение за женским столом, так как мужики сидят отдельно. Через короткое время распространился удивительно острый, знакомый, очень едкий запах. Я играл и пытался понять, что он мне напоминает. А между тем за женским столом, что-то явно происходило.
Пожилая, толстая цыганка, сидевшая в торце стола, казалось, что-то прятала от юного молодца в кожаной куртке и, громко изъяснялась. Вдыхая и пытаясь понять, что же это за запах, я вдруг начал чувствовать, что меня клонит в сон. Веки буквально налились свинцом, и я всеми силами пытался держаться. Очередной выкрик цыганки привлёк моё угасающее внимание, и я увидел у неё в руках коричневый пузырёк.
Моё сознание вспыхнуло воспоминанием: мне 13 лет, я на операционном столе, сейчас мне вырежут аппендицит и на моё лицо накладывают маску. Неистово сопротивляясь с удушением, я пытаюсь её сорвать. Медсёстры разнимают мои руки и, теряя возможность дышать, я со всей силы хватаю одну из них за грудь, отчего она вскрикивает, а я проваливаюсь в бездонный тёмный колодец. Эфир!!! Вот… что это за запах! Она поднесла пузырёк к губам и, сделав глоток, выдвинула вперёд нижнюю челюсть, приоткрыв рот.
Я посмотрел на ребят, они понятливо улыбнулись и объяснили, что они дышат испарениями и кайфуют. Потом настало утро, а за ним ещё целый день и наконец, моё экзотическое путешествие закончилось. Назад мы ехали на «Рафике» и так, как в этот раз Либермана не было, деньги делил Сёмка. Сунув «положенное» мне в карман, я на автопилоте поднялся домой.
Стянув штаны, я выгреб содержимое на журнальный столик и рухнул на кровать. Отсыпался я долго, а когда проснулся, оказалось, что за три дня я заработал столько, сколько моя мамка в должности зам. главбуха крупнейшей в республике строительной организации зарабатывала за три месяца. 384 рубля. Это было очень круто. Через неделю раздался звонок, на другом конце провода был Илья, тот самый певец «Оркестра Либермана»:
— Привет, ну как, отошёл? — спросил он.
— Да нет, всё ещё в таборе – ответил я.
Мы рассмеялись. Илья был самый интеллигентный из участников, очень мягкий, всегда улыбающийся человек. Он был наделён тонким, высоким голосом, в который он очень часто вкладывал душу, за что его все заслуженно любили.
— С тобой хотел бы встретиться Либерман. Ты, не против?
Я уточнил, когда и где? Оказалось, что мы встречаемся на «Бастионке». Всё это было похоже на тайную встречу агентов, и я спросил, каким будет пароль. Снова рассмеявшись, мы решили пароль оставить прежний: (Вы продаете славянский шкаф?) И вот я на «бастионке». Я узрел Илюшу и ещё одного дядьку, и понял, что это и есть Либерман. Лев – протянул мне руку темноволосый с прямым тонким, греческим носом и чёрными усами человек:
— Ребята говорили, что ты держался достойно — улыбнулся он. — Параллельный мир, да?
И мы прошли и уселись на скамейку. Я совсем не задавался вопросом, почему выбор пал именно на меня, ведь я был из абсолютно другого мира. Совковость, кабак — вся эта муть и, то, что неслось из телика или радио, для меня почти не существовало. Мой новый Мир уже приобретал очертания. Это и музыка и кино, а главное то, свежее очарование, которое я испытывал в кругу моих новых знакомых, дарящих мне такой увлекательный взгляд на вещи. А к тому же моё врожденное нежелание, себя, чем либо, обременять. И тут предложение нырнуть в «параллельный мир».
— Да, это действительно «параллельный мир», круто, но забавно – сказал я.
— Ты рокер, я знаю, и это тоже совсем другой мир, но всё же я хочу предложить тебе поиграть с нами – изрёк Либерман.
— Я слышал у вас очень хороший гитарист, Лёвка Голуб – продолжил я.
— Лёвка занялся коммерцией. Начал мотать струны. Часто в отъезде… — объяснил Илья.
Позже мы познакомились с Голубом и подружились. В «железке» — клубе железнодорожников проходил ежегодный смотр оркестров РЭКО (рижское эстрадно-концертное объединение), на котором мы выступили и, заняли какое-то там место. И после того как мы закончили и, уже кто-то из муз. братии протягивал рюмку водки, ко мне подошёл человек похожий на Сантану, который и оказался Лёвкой Голубом. Сходу, обняв меня, он сказал: — всё в порядке старик.
Это был очень подвижный и энергичный человек, абсолютно добивший меня тем, что он перемещался по городу на личном военном «газике», что практически противоречило логике. На «Волге» понятно, на «Жигулях», «Москвиче» или «Запорожце», ради Бога, но на «Газике».., это было круто и небывало. Практически «джип» в личном пользовании. Лёвка действительно с лёгкостью играл Сантану и любил плести джазовые скейлы. Кооперацией в те времена и не пахло, поэтому его предпринимательство сильно выделяло его из общего числа знакомых. Он подарил мне целую катушку проволоки, по диаметру соответствующей толщине первой струны и, так как в те времена струны, как и всё остальное, были полнейшим дефицитом, это был по — истине королевский подарок.
Странно, но я не чувствовал внутреннего сопротивления тому, что слышал. Было ощущение, что это как в тех дервишских историях об учениках – (но прежде поработай-ка подмастерьем в лавке скорняка). Что-то влекло, толи обаяние этих дядек, толи их возраст и опыт. Меня постоянно окружали более взрослые, и, несомненно, более зрелые люди, и я с удовольствием дарил им своё внимание и любопытство. Вот и в этот раз, представив, как я буду описывать Мишке и Гурвину свои экзотические похождения, я уже был готов.
— Не бойся, тебе это не повредит и, времени у твоего «Поезда» много не заберёт. Нам Нежат рассказывал о твоих подвигах и твоей группе. На концерт пригласишь? – дядьки улыбались. Игры два, три раза в месяц, иногда четыре. Ну что, готов? – смотрел на меня Либерман.
— Похоже, готов – изрёк я.
Мы договорились о дне и месте репетиции и распрощались. И понеслось! Этот невиданный, казавшийся ещё вчера диким мир, раскрывался всё круче и круче. Оказалось, что та первая игра была у «лубановских» цыган, а они хоть и более настоящие, в плане традиций, одежды и образа жизни, чем те у которых мы в основном играли, но на иерархической лестнице (имеющей место в их мире), занимали «низшую» касту. Те, кто составлял «высшую» касту, жили в огромных домах, одевались в «бонниках» и контролировали центральные улицы города, на которых располагались универмаги и золотые скупки, тогда как «низшая» в основном промышляла на «промтоварном рынке».
Теперь экзотики было хоть отбавляй… Статус «Оркестра Либермана» в этом мире был необычайно высок и поэтому двери богатейших домов радушно открывались. Один раз от калитки до дома по гравиевой дорожке на нашем «Рафике» мы ехали минуты три, удивляясь размерам обнесённой глухим забором территории и, остановились у парадного входа. Никакими «рублёвками» ещё и не пахло.
Дверь, (на манер дворцовой) открылась и, нас встретил радушный хозяин, сверкая на солнце своей «золотой» улыбкой. Тут же при входе стояли две статуи из гипса в человеческий рост, изображая дев Аркадии. Прямо по центру круглой залы бил фонтан, а по кругу второго этажа бежал ажурный балкон, за которым на некотором расстоянии друг от друга виднелись двери в комнаты. В углу рассевшись прямо на роскошном, огромном ковре сидела разновозрастная компания и громко смотрела «видики».
В другой раз мы все вшестером, расположились в огромном выложенном крупным булыжником камине. Хозяин по имени Володя Молдаван рассказывал нам, что это всё его дизайн и пошёл показывать террасу перед домом, на которой мозаично была выложена гигантская «роза ветров». Вот такие романтики… Незабываемой была игра в «правительственных теремах» в Литве, которые за «бабки» в те не «рыночные» времена запросто арендовали ромалы.
Долго пробираясь по лесной дороге наш «Рафик» наконец вырулил на открытое пространство, вырубленного леса, искусственно образованное в глуши. На заснеженной территории справа виднелся загон для животных, на которых устраивали охоту. В другом месте загон для собак, а по центру на некотором расстоянии один от другого стоя на холмах, высились три терема под острыми чешуйчатыми крышами с балконами и резными окнами. Под землёй они все образовывали единое пространство, на котором располагались бани из красного мрамора. Вода извергалась из разинутых пастей львов, подчёркивая отнюдь не пролетарские амбиции «хозяев».
Торжество, на сей раз свадьба, проходило в зале, полностью отделанном дубом и, выполненным в виде старинной галеры. Так как цыгане были русскими, то и традиции были соответствующими. Сваты с перекинутыми через плечо и завязанными внизу полотенцами вели торжество. Перед нами стоял стол, уставленный всевозможными напитками и шоколадными конфетами, и они искусно выманивали деньги на начало «долгой и счастливой жизни молодых» и почти у каждого срезали ещё немножко на «пелёнки и орешки».
Каждый из почти двухсот или около того присутствующих подходил к столу, начиная с отца жениха, который вытащив из кармана ключи от трёхкомнатной квартиры, изрёк: на начало! К ключам, на «орешки» он положил ещё 5000 рублей, и довольные сваты предложили ему выпить за здоровье молодых и пригласить невесту на танец. Вытащив ещё 50 рублей, одной зелёной бумажкой он передал нам и, заказал песню. Это был не «Факел», здесь на мелочи не разменивались. Оттанцевав пол куплета, пришла очередь мамаши жениха, и она вытащила ключи от «семёрки» и ещё что-то… Соответственно она пригласила жениха, опять передав нам положенное. Далее подошла очередь родителей невесты и, благосостояние молодых в одночасье заметно выросло.
Бабушки дарили камешки и дорогие ковры и вот так к концу, они были уже вполне готовы начать совместную жизнь. Все цыганские мероприятия громкие и весёлые. Но свадьбы всё же не самый разгуляй. Первенство по неудержимому веселью и выпиваемой водке принадлежит поминкам, здесь вообще отсутствуют сдерживающие факторы, повод всех объединяет. А вот на свадьбе, две стороны сначала приглядываются друг к другу, оценивают. Всё поначалу движется размерено, и наконец, наступает кульминационный момент – «потеря девственности», и хоть на невесте уже и «штамп» негде ставить, все к сему ритуалу подходят со всей серьёзностью.
Ровно в двенадцать, невесту с женихом отводят в заранее приготовленные покои, к их брачному ложу. Женская половина надевает красные повязки на руки, повыше локтя, мужчины готовят шампанское. Выносят море конфет и все поварихи и уборщицы, знакомые с тем, что дальше будет происходить, ожидают в зале вдоль стен. Наконец в окружении лихих друзей появляется жених, горделиво, с чувством исполненного долга вальяжно вышагивая. Залпы шампанского, крики, салюты подбрасываемых дорогих, шоколадных конфет взрывают зал. Поварихи и уборщицы набивают ими карманы.
Это плата за последующее за этим отскабливание шоколада почти намертво втёртого в дубовый паркет. За тем на «полусогнутых», опять же в сопровождении «понимающих» подруг появляется невеста и вслед за ней торжественно улюлюкающие тётки, несущие на вытянутых руках окропленную «девственной» кровью, простынь. По большей части донором является курица. Ну а дальше уже веселье движет в полный рост. Через трое суток, уставшие, но счастливые, что финальный аккорд прозвучал, погруженные вместе с аппаратурой в «рафик», мы движим по домам.
Усталое тело отрешается от текущего момента и опускает жалюзи, пару дней, никаких контактов с внешним миром. Первый заработок, в сравнении с этими уже кажется смешным, а переборы всё продолжаются. Это и свадьба сына «барона», когда играя в трёхэтажном доме, вдруг оказалось, что почти настолько же он уходит вниз, и там располагаются пошивочные цеха пресловутых «кофточек» и «ветровок». И связанное с этим громкое «дело» по обвинению генерала данного военного округа, в том, что он продал всю парашютную ткань «обнулив» склад.
Кстати ткань была действительно «улётная», сверхпрочная, с атласным переливом и ни одна фирменная из которых шили куртки «там», не могла с ней сравниться, как и кожа из которой делали «модельную» обувь на фабрике «Пирмайс Майс». Названная красивым именем «Гауя», она считалась очень качественной по европейским стандартам. Немецкий обувной концерн «Salamander» покупал её обрезки и из них творил то, из-за чего, местное население «убивалось» в очередях. А, не из обрезков, из самой сердцевины, непозволительно «роскошно» кромсая её, согласно лекалам «совгоста», под транспарантами «Пятилетку в три года» рождали на свет «недоношенных», и по истечении срока реализации дабы не затаривать склады, увозили на головное предприятие, где и сжигали в огромной печи, как расходный материал, очень напоминая всё тех же немцев, но совсем из другой, печальной истории.
Короче, заработав денег, я вплотную приблизился к воплощению ещё одной заветной мечты.
