ВОЛАНД
Вот так мы и жили и «перегородка», отделявшая «то» время от грядущего становилась всё тоньше. Мы по — прежнему проводили много времени вместе, вживаясь в распахивавшийся всё шире этот новый, удивительный мир. Достаточно часто я бывал у Миши Никитина, с благодарностью принимая бесценные дары, которыми он щедро делился со мной. Это и музыка, и информация и тот особый юмор, что был присущ ему. И вот тогда же и начался удивительный, абсолютно мистический этап его биографии, который мне пришлось наблюдать.
Полностью изжив себя на текущем отрезке жизни, дойдя до его пределов, он подошёл к самому «краю», и «нечто» толкнуло его за черту, в полном смысле разрывая привычную и казавшуюся незыблемой оболочку его тогдашней личности. Совпадение во времени с невероятными переменами, такими контрастными после бесконечно тянувшегося «застоя», связанными с перестройкой, когда вместе с Чернобылем взорвалась и перевернулась с ног на голову огромная страна, казалось не случайным.
А, было всё так. Впереди маячил очередной Рок-клубовский сейшн и Миша объявил, что хочет принять в нём участие в необычном амплуа, заявив, что он будет выступать не только в качестве бас-гитариста «Атонального синдрома», но и в качестве автора и участника нового проекта под названием «Воланд». Тусовка отреагировала живейшим интересом и большущим вопросом. Но в близком кругу эта новость не вызывала удивления, наоборот все выражали искреннее одобрение, радуясь тому, что наконец то долго вынашиваемое Мишино намерение стало обретать плоть.
Он очень точно соответствовал тональности книги. И его внешность и его глаза, манера говорить, юмор, всё резонировало с повествованием. Миша написал целую симфонию, очень специфическую, рождённую его отточенным бесконечными ныряниями в океанические глубины музыки вкусом. Его отношение к окружающему миру, которое он выразил в этой симфонии, находило отзвук в не совсем обычной, а по тем временам совсем необычной музыке прототипами которой являлись такие не традиционные для тогдашнего мейнстрима коллективы, как: АРТ ЗОЙД, ЮНИВЕР ЗЕРО, МАМЛА МАМА С МАНА, КАССИБЕР и др.
Музыка мягко говоря далёкая от «золотого сечения», с далеко не всеми улавливаемым «чёрным юмором». Но учитывая задуманный Мишой перформанс, целью которого был вызов целой «системе», абсолютно оправданная. Идея, заключалась в сценарном воплощении театрально – музыкального шоу и подразумевала, что на сцене будет музыцировать облаченное в костюмы трио, соответственно изображающее Воланда, Фагота и кота Бегемота. Никитин воплощал Воланда, Нежат кота Бегемота, а Сергей Сёмин Фагота.
Миша пригласил меня в гости и, рассказав о затее, попросил присутствовать на репетициях, которые проходили у него дома, так как набор инструментов идеально подходил для домашнего музыцырования. Нежат играл на скрипке, Сёмин на акустической гитаре, а Миша на басу. Усевшись на стул, прямо напротив огромного рояля, на фоне которого расположилось трио, я стал вбирать причудливое движение звуков в камерном исполнении, с объяснениями и погружениями в повествование. Вся симфония была разложена на ноты и подразумевала академически точное исполнение. Миша описывал сюжет, и вместе с ним определялась динамика исполнения.
Я словно попал в лабиринт и пытался найти логический выход. Достаточно подготовленный им, я уже кое- как ориентировался в этих не совсем моих, причудливых построениях. На следующий день, после первой репетиции я приехал к нему домой, что бы поделиться впечатлениями и увидел Мишу в одежде заляпанной белой штукатуркой, так как параллельно с репетициями он затеял небольшой, косметический ремонт квартиры. Он жил с женой, очень милой, женственной, миниатюрной шатенкой Светланой, которая родила ему дочь Настю.
Также в этой квартире проживала его мать, с которой он часто конфликтовал из-за суровости его характера и пропасти во взглядах. Мы уютно расположились на кухне и почувствовали, как её стены заслонили текущий вокруг день. В общем — то это была не совсем кухня, а небольшая проходная комната совсем без окон, в которой постоянно горел свет и стоял круглый стол, за которым обедали. Шикарную, огромную квартиру, в которой он проживал, нарезали на несколько «жил-площадей», и Мише учитывая прижизненную должность его отца, досталась огромная великолепная зала и пара маленьких комнаток, в одной из которых жила его мать, а в другой мы как раз приготовились пить чай.
Разговаривая, я заметил, что он постоянно теребит и растирает палец на руке. Поймав мой взгляд, он протянул руку и продолжая теребить палец изрёк: Что-то он как-то странно сгибается. Вскоре подошли Сёмин с Нежатом и присоединились к чаепитию. Наговорившись, они приступили к музыцированию, а я занял своё место напротив. Музыка, чай, разговоры, всё обеспечивало чудесное времяпрепровождение. Через несколько дней, я снова стоял у Мишиных дверей, придя на очередную репетицию.
Дверь открылась, я вошёл. С порога вдохнув воздух Мишиной квартиры, я моментально переместился в его причудливый мир. Обменявшись новостями, он поведал о странностях, происходящих с его рукой. Из указательного, это «нечто», перешло в безымянный. Какая – то ерунда? – растянувшись в улыбке, изрёк он. Ещё через несколько дней, эта загадочная «вещь» уже обитала у него в локте и скоро добралась до плеча. Миша начинал нервничать, не в силах объяснить странности, происходившие с его телом.
Тем временем дело продвигалось вперёд, попеременно отвлекая его от навалившихся проблем, всё глубже погружая в образ Воланда. Параллельно с репетициями, шились костюмы, и вскоре к ним в гости приехала Светина младшая сестра Алина, модная, столичная блондинка, весьма привлекательных форм. Дом преобразился, наполнился девичьим смехом и щебетом, а метаморфозы творимые с Мишиным телом начали приобретать угрожающий характер.
Мысли о творящемся с ним занимали всё больше и больше его внутреннее пространство, и только «благодаря» тому, что это незваное «лихо», двинулось вглубь его тела, оставив в покое его руки, он продолжал репетиции и подготовку к уже совсем скорому концерту. Общими усилиями показанный врачу и обследованный Миша, наконец, узнал название недуга проникшего в него. Со свойственным ему юмором он произнёс: Вирус, который я подцепил, имеет музыкальное происхождение и называется АРТрит.
Воздух и атмосфера в его квартире стали заметно меняться и приобретать гротескно театральный характер, от прозрачных, до самых мрачных тонов. С одной стороны присутствие молодой, цветущей жизни вносило аромат майской ночи, с другой необъятность Мишиной натуры, погружённой в пучины тяжёлых дум, рисовала Босховский ад и всё это на фоне звучавшей и приобретавшей всё более отчётливый роковой мотив, симфонии.
Теперь подходя к его двери, мне казалось, что на латунной табличке выгравировано не Никитин, а Воланд. И вот настал день концерта и единственного, но такого невероятного выступления трио «Воланд». Возбужденная публика, даже не подозревала, что прямо у неё на глазах разыгрывается драма без намёка на игру и что то, что происходит на сцене, является подлинной метаморфозой, произошедшей с Мишей именно в этот роковой день.
Буквально накануне, вечером блуждающая болезнь переместилась в коленную чашечку, тем самым завершив «фатальное превращение». На коленную чашечку наложили мазь и обмотали бинтом, и вот тогда в сценарий спектакля экстренно ввели не запланированную роль, роль Геллы, которую из-за внезапно возникшей трудности с перемещением Миши – Воланда, теперь уже реально опиравшегося на палку, пришлось сыграть Алине.
А потом была агония. Затяжная, временно затухающая и снова вспыхивающая учитывая масштаб погруженного в темноту Мишиного внутреннего пространства агония. Образы, проявлявшиеся и то и дело мерещившиеся ему, соответствовали этим страшным «обителям» откуда пыталась вырваться его душа и где фоном звучала написанная им симфония.
Периодически видя «искаженную гримасу» рождённую его воспалённым воображением и то и дело лукаво подмигивавшую ему, он сломал бамбуковую, лыжную палку, сложил её крестом, перемотал синей изолентой и направляя на видимые им одним образы или бедную Свету кричал: Изыди Сатана! Вспышки раздражения были довольно частыми.
Света мужественно переносила всё это и мы как могли, поддерживали её. Понимая, что моё присутствие ему необходимо, я старался часто бывать у него, и он, отвлекаясь на время от болезни, лёжа на своей огромной кровати, полу — прикрыв глаза, рассказывал мне истории про первых, настоящих хиппи, гулявших по Старой Риге и читавших вслух стихи, одухотворенные волшебным воздухом 60х. Девушки того же племени, брали мешок для картошки, прорезали в нём три отверстия для рук и головы и разрисовывая цветами, облачались в него.
Поразительно смело контрастируя с окружающим их тогдашним миром, они воплощали весну. Их хватали прямо на улицах, заставляли переодеваться и от этого вера в идеалы цветов только крепла. Он рассказывал про первых байкеров, которые переваривая и удлиняя передние вилки своих «Яв» и «ЧЗетов», устраивали дерзкие испытания на деревянных лестницах в Сигулде. Забираясь на самый верх горы, надо было скатиться вниз по крутым извилистым ступенькам, немыслимо балансируя и удерживая «коня». Смерть была частым, но почётным явлением.
Выстраиваясь в ряд, рокеры провожали погибшего брата, несясь со страшным треском через всю улицу Ленина до памятника свободы. Целью было успеть проехать весь отрезок пути до появления милиции. И в тяжёлые минуты юмор не оставлял его. Озаряясь улыбкой, он рассказывал как пацаны, взламывая по ночам киоски, прячущиеся между сосен в Юрмале, естественно не снабжённые в те времена никакой сигнализацией, добирались до коньяка, и по буржуйски закусывая конфетами и мандаринами, вырубались прямо там же, где поутру или раньше их обнаруживали патрульные машины.
В кинотеатре «Комъяуниетис», то есть «Комсомолец», который располагался в том же дворе, что и «Аллегро», шпана садилась на последний ряд, прямо под окошками из которых, проектировалось кино и весь сеанс поднимая руки и погружая их в луч мешала добрым гражданам наслаждаться фильмом. Недовольным лепили в волосы ириски. Будучи чрезвычайно масштабной личностью, его «проявления» были такими же масштабными.
В этом виделась некая театральность, и в свою болезнь он вживался как в роль. Друзья, обескураженные тем, что происходило с Мишей, как могли, пытались проявлять чуткость и внимание. Невероятность происходящего с ним, усугублялась тем, что ещё вчера он всем казался несокрушимым, уверенным человеком. Он часами гонял в футбол на спасалке в Дубулты, а когда мы с ним прогуливались по городу, я чувствовал комфорт и защиту, ощущая рядом с собой крепкого дядьку.
Валера принёс ему видик и постоянно снабжал кассетами с фильмами и музыкой. Он притушил насыщенность на своём «Электроне» и лёжа глядя кино или такие роскошные, первые МТVшные выпуски пытался узреть светлую дорожку внутри своего «тёмного царства». Казалось, что он умещает весь охват современной и не только музыки, вот поэтому приятной неожиданностью для него стал, обнаруженный на одной из принесённых Валеркой кассет, неведомый ему американский коллектив под названием «Tubes». Яркое шоу качественной музыки, достойного юмора с дико харизматичным фронтменом. Потом были больницы, исчезновения, появления, паузы, почти тишина.
