ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В «ГРЯДУЩЕЕ»…
Идея сбора бэнда была приурочена к какому то намечаемому на скорое время, грандиозному событию, которое должно было стать поворотной вехой в истории огромной страны, захваченной началом великих перемен. Алексей дал мне кассету с песнями, которые предстояло разучить. Железо барабанов, довольно хорошо прописанный бас, простая последовательность аккордов на которых выстраивала гармонии половина советских бэндов и этот странный благостно-смиренно-восторженный вокал.
Я привёл, басиста и барабанщика. Алексей занял место клавишника и мы приступили к репетициям. Вскоре стал проявляться смысл, а вместе с ним и калибр предстоящего события. На очередную репетицию Алексей пришёл в сопровождении очень шустрого, горящего активностью звонкоголосого человека. Вздёрнутый нос и крупные руки, в сочетании с модной одеждой, которая не скрывала разухабистости и плотности деревенских форм, сигналили об амбициях.
В руках он держал свёрнутые в рулон афиши и образцы таких же афиш, только размером с открытку. Слово «флайер» ещё не пересекло наших границ и поэтому плакатики – малыши выглядели диковинно. На афише был изображён цветной, необычной формы крест и проставлены даты 23, 24 июня. Прямо на мой день рождения. Звонкоголосый представился: Виктор. Это и был тот завхоз церкви, своим видом и энергией, точно олицетворявший запал тех дней.
Как и положено хозяйственнику, он оказался лёгким в общении и с большим удовольствием демонстрировал своё соответствие духу времени. Уже через несколько минут после нашего знакомства, он пошёл показывать пригнанный из Германии, новенький Фольксваген «пассат- купе», купленный за 47 тысяч марок. И это тогда, когда большая часть населения, движимая открывшимися возможностями, выгребала закрома Родины, всеми правдами и неправдами доставая то, в чём сама всю жизнь нуждалась и забивая неподъёмными баулами поезда, катила на польские рынки, где обменивала это не востребованное счастье на американские доллары.
Две, три сотенные бумажки казались состоянием, учитывая тогдашний обменный курс. Уж поистине – «Просите и дано вам будет…». И Виктор просил, уверено и часто и ему искренне казалось, что его мольбы доходят до Божьих ушей. Западные братья во Христе, которые его подрядили, давали заказы на печатание евангельской, пропагандистской литературы и щедро, по западным меркам оплачивали печатные расходы.
Виктор находил типографии, работающие по ничтожным, советским расценкам и потому его доход был фантастическим. Окучиваемые и вовлекаемые массы дезориентированных перестройкой соотечественников, не чувствующих привычную твердь под ногами, сулили головокружительные перспективы.
Замышлялось невиданное. Открывался не только необъятный рынок, но и бескрайняя целина непаханых душ, а поэтому точно также как и торговцы, охотники за этими душами уже были на старте, готовые к захвату территорий, учитывая жёсткую конкуренцию. Были выдвинуты самые главные, самые мощные силы. Должен был приехать глава крупнейшей в Европе христианской организации «Christ for all nations» Рейнхард Боннке. И для начала этой великой миссии, был выбран наш город.
ЧИСТОЕ СЕРДЦЕ ИЛИ ПРОМЫТЫЕ МОЗГИ
Мы взошли на гигантскую сцену большой эстрады «Межапарка», в солнечный полдень. На календаре — 23 июня. Мой день рождения. Вокруг слышна только иностранная речь и непривычная динамика движения людей устанавливавших аппаратуру. Казалось, что все они перенеслись сюда из американских фильмов и пахли тамошней жизнью. Я расчехлил гитару, и мне показали «гнездо» для подключения моего «джека». Подошёл крупноватый человек, хиппового вида и переводчик представил его как оператора. Улыбнувшись, он показал нам наши мониторы.
Учитывая размеры такой огромной сцены, и привыкнув ассоциировать её с крупно — габаритными предметами, они казались непривычно маленькими. Небольшие, светлые колонки стояли на штативах, направленные на музыкантов. Каждому полагался комплект из двух мониторов. Ничего подобного я прежде не видел и, вывернув ручку громкости, тронул струны. Звук, который возник вокруг меня, поразил своей чистотой и удивительным присутствием. Чуть позже, славный оператор показал нам буклет с фотографиями и описанием аппаратуры и пояснил, что этот комплект был заказан у той же фирмы, которая проектировала аппаратуру для Пинк Флойд, так как важным моментом является необходимость донести каждый звук, а в данном случае каждое слово отчётливо и ясно.
Мы совершаем крусейды по всему миру, в Африке например, собираются по триста тысяч человек, и последние ряды должны слышать то же что и первые – пояснил моментально ставший дико симпатичным оператор.
Через несколько часов мы вновь вышли на сцену, но теперь уже всё поле перед эстрадой, было заполнено людьми. Поток прибывающих не иссякал и толпа всё увеличивалась. Слышались крики юродивых, и атмосфера гудела преддверием чего- то неслыханного.
Слева от сцены, на полукружье скамеек для гостей, я увидел Мишу рядом с человеком явно не нашей внешности. Они вели беседу. Позже выяснилось, что это и был тот самый Норвежский миллионер. Событие, участником которого волею судьбы мне пришлось стать, было мягко говоря, не обычным. Очень странно было ощущать себя на этой сцене, стоя перед огромной толпой ожидающей чудес. Глядя на происходящее, я не совсем понимал, что я здесь делаю, и что тут в действительности происходит.
Море народа всколыхнулось и замерло, когда на сцену вышел мессия. Мессия вышел, облачённый в синий костюм и галстук, больше похожий на банковского клерка, нежели на святого отца и начал театрально цитировать главы из Библии, погружаясь в объяснения, расшифровывая истинный смысл. Периодически он вскидывал вверх руки, вдохновенно выкрикивая некий набор «священных» слов, в которых преобладала буква Ш. Он, оказался заместителем Боннке, которого по политическим и идейным соображениям, учитывая хрупкость нарождающейся демократии и не готовность народа сразу проглотить такой большущий кусок, решили не пускать.
Когда он начал вещать я тут же вспомнил ту, учебную кассету с проповедью Джими Свагерта, что смотрели хлопцы у Алексея дома. Только там сытая, довольная публика, сидя в мягких креслах, получала свой кусок умиления, а здесь голодные, измученные глаза искали утешения. Периодически хоры возносились песней, мы играли, затем снова драматические позы и горячая динамика движений и голоса притчера. Всё поле перед сценой было заполнено людьми, среди которых оказалось немало приезжих из Белоруссии, Украины и других республик.
Глядя на «загадочное» выражение лиц, я искренне недоумевал по поводу этой неожиданной трансформации поведения, казалось бы, знакомого мне народа. Словно подготовленные, они послушно вскидывали руки и вторили Аллелуйа, вещавшему притчеру. После монотонных, однообразно скучных речей сопровождавших последнюю фазу жизни уходящей в небытие страны, сие действо одновременно и пугало, и обескураживало, дико контрастируя с привычной на тот момент мрачной отрешенностью церквей. Вот она динамика жизни! … Такой привлекательной, западной жизни. Затем наступил священный момент «возложения рук» и нуждающихся пригласили на сцену.
Поле загудело. На колясках выкатывали больных и простерев над ними длань «святой отец», призывая в помощники Духа святого, энергично и громко проговаривал слова с преобладанием всё той же буквы Ш. Невероятное возбуждение охватило поле. Бедные юродивые, извивались, мычали, отворачивались, а измученные тяжёлыми обстоятельствами родственники, надеясь на мессию и чудо, всё поворачивали их искаженные ужасом лица. Многие в толпе, захваченные экстазом, вскидывали руки, закрывали глаза, и жарко шепча молитвы, пытались обрести благословение.
Когда очередной всплеск пошёл на спад, на сцену, опираясь на кривую, сухую палку, стал подниматься человек в светлой куртке и до боли знакомых, коротких штанах. Сильно хромая, он двигался к середине сцены, прямо к тому месту, где стоял притчер. Я моментально узнал Олега и буквально остолбенел. Мне словно в лицо плеснули холодной воды, так это было неожиданно. Посмотрев на трибуну, я увидел Мишку в не меньшем недоумении вперившегося в Гарбарека.
Что происходит? – повис вопрос. Два абсолютно не сочетаемых мира двигали на встречу друг другу. Полностью захваченный вниманием, я стал наблюдать за происходящим, пытаясь уловить намерения Гарбарека. Он подошёл, и склонив перед притчером голову, жестом указал на ногу. Тот ободряюще улыбнулся и, протянув руки, стал произносить молитвы. Олег покорно стоял и вместе с глядящей на него толпой, ждал чуда.
Завершив первую атаку святым духом на его недуг, он посмотрел на Олега и, удостоверившись, что вымоленного количества оказалось не достаточно, продолжил священнодействовать. Вторая попытка исцеления, также не принесла желаемого результата. Олег мялся, попробовал по — сгибать ногу и всем своим видом демонстрируя искреннюю готовность и безграничную веру, снова встал под «святой душ». Видя, что дело принимает серьёзный оборот, мессия в синем пиджаке позвал своих помощников. Они встали вокруг Олега и усилили накал.
Сжимая кулаки, закатывая в небо глаза, громко вознося молитвы и ожесточённо пассируя руками, они устроили настоящий шабаш. Происходящее сильно напоминало «Праздник святого Йоргена». Теперь уже «чудо» было просто необходимо. Было очевидно, что невесть откуда взявшийся Гарбарек, явно рассчитывает на «дары» обещанные «отцами». И они усердствовали. И вот в тот момент, когда их омовения «Духом Святым» почти достигли апогея, Гарбарек вдруг выпрямился, озарился блаженной улыбкой и прямо на глазах у изумленной публики и не менее изумленных, святых «отцов», воспев: Аллелуйа!.., поднял вверх палку, и с размаху сломал её о больное колено, после чего торжественно швырнул половинки в стороны.
Поклонившись отцам и публике, он гордой, ровной походкой пошёл со сцены. Мишка всё понял, слишком хорошо он знал Олега. Пропустить такой шанс, такую сцену для воплощения своего перфоманса, а заодно и разобраться какой пробы на самом деле это золото Олег не мог. Изумлённая толпа получила ещё одно подтверждение своим надеждам, а Гарбарек свой очередной триумф.
Наконец первый день подошёл к концу, святые отцы ушли за сцену и народ стал растекаться по дорожкам огромного парка. Схлынувший гул уступил место тишине, и воздух снова наполнился трелями птиц. Упаковывая гитару я, наблюдал чёткие, вполне земные действия обслуживающего персонала сматывающего провода, буднично переговаривавшегося между собой так, словно подошёл к концу обычный рабочий день.
Вскоре на сцене появился Виктор, улыбаясь и раздавая направо, налево Аллелуйа, он бодрой походкой подошёл ко мне с предложением прокатиться. Ему нужно было отвезти продукты для гостей. Мы сели в его «Пассат» и покатили в сторону Юглы. Был тёплый июньский вечер, Витя источал праздничное настроение и что-то рассказывал, а я глядел в открытое окно, и обдуваемый свежим ветерком смотрел на город. Мне казалось, что я возвращаюсь в него после долгой разлуки, словно что- то подмешали в воздух, и он был уже немножко другим.
Наконец мы остановились в частном секторе, около двухэтажного дома, совсем не далеко от школы, в которой я учился. Виктор вышел из машины и поднял дверь багажника. В нём стояло несколько картонных коробок, доверху наполненных провизией. Он отворил калитку, прошёл через двор и нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и на пороге появился человек, на лице которого казалось, прочно застыла маска натянутого благодушия. Подойдя к машине, они взяли по увесистой коробке, я тоже подхватил одну, и мы двинули в дом.
Пройдя через коридор, мы остановились у ярко освещенной, довольно большой комнаты, из которой доносилась оживлённая немецкая речь. Несколько мужчин сидели вокруг стола, заставленного закусками, и о чём-то беседовали. Услышав наше присутствие, они подняли лица и тот, что сидел спиной к нам в голубой рубашке, повернулся. Расстёгнутый ворот обнажил жгут золотой цепи, закатанные рукава и пивная банка в руках, яркой вспышкой полного не соответствия моего совсем ещё не искушенного представления и остатков веры в их чистые помыслы буквально ослепили и обожгли меня. Это был тот самый притчер, «святой отец», спустившийся с «небес» на землю.
Через несколько дней, Алексей обращаясь ко мне, сказал: Гена, ты стоишь лицом к пастве, ты практически священник, поэтому тебе необходимо пройти водное крещение. Это прозвучало так неожиданно. Я был достаточно абстрагирован от всех тех дел, что велись в церкви и воспринимал себя исключительно приятелем Алексея, согласившимся ему помочь, учитывая присутствие Миши и собственное любопытство.
Мы стояли на сцене, прямо на стыке освещённой и затемнённой её части и, посмотрев на Алексея, я сказал: ты помнишь наши разговоры в самом начале? Мы говорили, что такое важное решение должно созреть. Когда существо почувствует необходимость перемен и каждая клеточка наполнится и завибрирует вот этим зовущим порывом, только тогда возможно истинное перевоплощение. А пока, я не чувствую такого позыва.
После этого разговора и предшествующих ему событий, оставаться не было никакого смысла, я упаковал гитару и ушёл. На этом закончилось моё путешествие в «грядущее», под названием «Новое Поколение».
А Миша остался и это несомненно продлило его дни и радикально изменило жизнь. Очень скоро случился регресс и болезнь проявилась с невиданной силой. Мишу положили в больницу. Состояние было критическое.
Его и мой близкий приятель Борька, рассказывал как они компанией приехали в «Гайльэзерс» и Миша недоумевая, спросил: Вы откуда? Как вы сюда добрались? Он, почему то был уверен, что находится в Литве. По истечении некоторого времени, усердия врачей по его спасению, стали сходить на — нет. Заметно стала меняться и его внешность. Со слов того же Борьки: когда мы вошли в его палату и посмотрели на него, то создалось впечатление, что дверь на «тот» свет уже приоткрыта, у него «заострился» нос.
В одно из моих посещений, он протянул руку, развернул ладонь и сказал: смотри, видишь, линии почти исчезли. Я смотрел и глазам не верил, мне было не по себе. И тут курирующие его Ангелы, видимо «узрев» что посланных страданий, уже вполне достаточно для того, что бы сокрушить тот незыблемый мир с которым он был так прочно связан, решили извлечь из под обломков его израненную душу и явить к новой жизни.
ВОЛАНД…
БАМБУКОВАЯ ПАЛКА, ПРЕВРАЩЁННАЯ В КРЕСТ…
СТУПЕНИ ЦЕРКВИ...
Именно в эти дни, самым волшебным образом в Риге снова оказался тот норвежский миллионер. Ему, конечно же, понадобился переводчик. Узнав, что ставший ему симпатичным Миша лежит в больнице, он решил ему помочь. Мишу перевезли в Финляндию и сделали серьёзнейшую операцию. Вскоре дошла весть о том, что Миша переместился в Америку.
А покинутая им родина нервно и беспокойно пульсировала. Огромная страна крошилась, сотрясенная переменами. Ветры этих самых перемен били в спину, но горизонты были застланы туманом. Идейная монолитность, «закалённая как сталь», отливавшая в сознании масс священным кумачом, потеряла напряжение, и атомы хаотично двигаясь, не складывались в привычный узор. Остывали фабричные трубы и глохли моторы заводов. Страну сдавали на металлолом и нарезали на куски. Народ ринулся осваивать новую игру под названием «Рыночная экономика». И вдруг посреди всего этого, раздался телефонный звонок, и вновь прилетела весточка от Миши, только теперь издалека.
Это был Мишка! Живой!
— Привет Гена! Рад тебя слышать. Как ты поживаешь?
Я был так рад, я наспех рассказал ему какие-то новости, мне дико хотелось послушать его. Мишка вспоминал чудесные улочки Риги, общих знакомых и в конце изрёк: я часто вспоминаю и представляю, ни с чем несравнимое счастье — не торопясь пройтись по берегу вдоль прибрежной полосы от Лиелупе до Каугури. Это был Мишкин тембр голоса. И в нём, всё то же желание удивляться. Всё та же неповторимая и такая убедительная образность. Я прямо видел лучащиеся светом его глаза. А потом развернулось широчайшее полотно; он описывал плывущие по своим орбитам планеты, мириады звёзд, завораживающую красоту и бесконечность галактик, и ту непостижимую силу, сотворившую и удерживающую весь этот миропорядок. Я слушал, и видел, как течёт вселенная.
Прошло несколько лет. Мы с Борькой пристрастились по пятницам ходить в баню. Постепенно наши походы превратились в наиприятнейший ритуал. В морозилке остывала, заранее приготовленная водочка. Селёдочка, почищенная и нарезанная, плавала в купленном на базаре у бабок ароматном подсолнечном масле. Хрустящая квашенная капустка и нежнейшее сало, чёрный хлеб и горячая картошечка обеспечивали полный набор счастья и неторопливый, истомлённый баней вечер.
И вот однажды сидя на верхней полке и вдыхая пары кваса брошенного на камни, в нашу тихую беседу неожиданно «явился» Миша. Все остальные темы как то сами по себе отступили, и мы стали вспоминать былое. Весёлой, светлой нотой звучали полностью захватившие нас воспоминания, всплывая в памяти живыми эпизодами наших встреч.
Борька вспомнил нагретый солнцем парапет на спасалке в Дубулты, мурлыкающий джаз из коллекции Севки, лениво текущий из открытого окна прямо в раскалённый полдень и пломбир в вафельном стаканчике. Я, наши сумасшедшие прогулки по городу и то, как он учил меня бросать снежки в дерево, почти не целясь. Наконец напарившись и полные предвкушения грядущей трапезы, мы двинули к Борьке. Сваренную картошечку мы посыпали укропом и водрузили прямо в кастрюле на стол.
Проглотив по рюмашке холодной водки и закусив ароматной селёдочкой, на лету зацепив обмакнутую в масло пышущую паром картошечку и заев всё это хрустящей капусткой, мы вновь освежили рюмашки и с удовольствием обожгли распаренные тела. Зазвонил телефон и Борька снял трубку. Звонила Таня Березина, старинная подруга Борьки и Мишки и радостно сообщила, что днём разговаривала с Мишей, и что он пытался до всех дозвониться и передает приветы всем с кем не смог поговорить. Мишка явно присутствовал в том дне, и казалось, находится совсем близко. Спустя несколько дней прилетела весть о том, что Миша покинул этот свет.
